В пятницу, 19 октября 1934 года, пассажирский самолет «Мисс Хобарт» рухнул в море.
На борту находились восемь мужчин, три женщины и мальчик, которых, как считается, поглотили воды Бассова пролива между Тасманией и материковой Австралией.
Обломки самолета так никогда и не нашли.
Один из пассажиров, 33-летний миссионер Англиканской церкви преподобный Хуберт Уоррен, летел в свой новый приход в пригороде Сиднея Энфилде. Его супруга Элли и четверо детей собирались последовать за ним на пароходе.
Последним подарком Уоррена своему восьмилетнему сыну Дэвиду был детекторный радиоприемник. Мальчик очень им дорожил.
Дэвид учился в интернате на Тасмании. После уроков мальчик возился с хитроумным прибором, изучая, как он работает. Не забывал он и про коммерческую сторону: сначала брал с одноклассников по пенни за прослушивание трансляций матчей по крикету, а через несколько лет уже и продавал самодельные копии приемника по пять шиллингов штука.
Юный Дэвид был, как теперь говорят, харизматичен. Парень был прекрасным оратором, и члены его семьи, глубоко религиозные люди, прочили ему карьеру евангелического проповедника.
Но этим надеждам не суждено было сбыться. Подарок преподобного Хуберта подтолкнул мальчика к изучению наук.
Как оказалось впоследствии, с большой пользой для миллионов людей.
Еще не достигнув 30-летнего возраста, Дэвид Уоррен получил дипломы университетов Сиднея и Мельбурна, а также степень доктора химических наук Имперского колледжа в Лондоне.
Он занимался ракетными двигателями и поступил на работу в Лабораторию воздухоплавательных исследований, подчинявшуюся министерству обороны Австралии и занимавшуюся конструированием самолетов.
В 1953 году Дэвида назначили членом экспертной комиссии, пытавшейся разгадать трагическую и весьма дорогостоящую загадку: почему главная надежда начинавшейся эры реактивного авиасообщения, первый британский реактивный авиалайнер «Де Хевилленд DH.106 Комета» регулярно попадает в катастрофы?
Он подозревал, что проблема кроется в топливных баках. Однако существовало и множество других версий, а все, с чем могли работать члены комиссии — мертвые тела и груды обломков. Эксперты собрались для всестороннего обсуждения имеющихся данных.
«Люди шумно обсуждали самые разные версии: ошибки пилотирования и подготовки экипажа, отрыв вертикального стабилизатора от фюзеляжа и еще десяток вещей, о которых я не имел ни малейшего представления», — вспоминал Дэвид Уоррен более полувека спустя.
Я поймал себя на том, что думаю о портативном магнитофоне, который видел на торговой выставке в Сиднее. Немецкий прибор, «Минифон». Они утверждали, что он — первый в мире, ничего подобного до этого не было…
«Минифон» рекламировался как диктофон для бизнесменов, чтобы они могли наговаривать на пленку свои письма, сидя в офисе, поезде или самолете, а скретарши потом могли бы их напечатать. У Дэвида был свой интерес: он увлекался музыкой, сам играл на кларнете, и диктофон был нужен ему, чтобы сделать бутлегерские записи выступления известного джазмена Вуди Хермана.
Однако, когда один из членов комиссии предположил, что «Комету» могли захватить в воздухе, в мозгу у Дэвида что-то щелкнуло.
Шансов, что на борту разбившегося самолета был работающий диктофон и что он пережил катастрофу, не было практически никаких. Но что, если в кабине каждого лайнера был бы постоянно работающий записывающий прибор? Если сделать его достаточно прочным, следователям больше не придется гадать — у них будет запись всего происходившего в кабине вплоть до момента катастрофы. Во всяком случае, они будут точно знать, что пилоты говорили и слышали.
Идея увлекла доктора Уоррена. Вернувшись в лабораторию, он поспешил изложить ее своему руководству.
К сожалению, начальство не разделило его энтузиазм. «Мне сказали: это не имеет отношения к химии или топливу. Ты — химик. Передай эту идею другой группе, а сам займись топливными баками», — вспоминал Дэвид.
Заикнешься об этом — и я тебя уволю
Дэвид, однако, был убежден, что идея поместить диктофон в кабину заслуживает изучения. Впрочем, без официальной поддержки осуществить ее было вряд ли возможно, но и забросить ее он не мог.
Когда прежний начальник ушел на повышение, Дэвид попытался продать идею пришедшему ему на смену.
Новый руководитель проявил любопытство. Заинтересовался и главный суперинтендант лаборатории доктор Лори Кумз. Они настояли на продолжении работы — но тихо, не привлекая внимания: лаборатория не могла тратить время и деньги на не санкционированную правительством разработку, которая к тому же не была каким-то новым супер-оружием.
Уоррен вспоминает, что Кумз сказал ему: «Узнаю, что ты об этом кому-то рассказал, включая и меня, — уволю«.
Весьма отрезвляющая новость для молодого человека с женой и двумя детьми.
Однако начальник Дэвида втихую прикупил новый немецкий диктофон «для нужд лаборатории».
Воодушевленный Дэвид описал свою идею в докладе под названием «Аппарат для содействия в расследовании авиакатастроф» и разослал его специалистам в авиаиндустрии.
Профсоюз пилотов отозвался немедленно и яростно, заклеймив прибор «подслушивающим устройством». «Ни один самолет в Австралии не поднимется в воздух с «Большим братом» на борту», — говорилось в заявлении профсоюза.
На общем фоне это заявление выглядело почти лестным.
Управление гражданской авиации Австралии заявило, что прибор не представляет ценности. Австралийские ВВС посчитали, что на записи будет больше ругательств, чем ответов на вопросы о причинах аварий.
Казалось, перспектив нет и не будет.
Но, как вспоминает старший сын Уоррена Питер, отец по жизни всегда был упрямцем и нонконформистом.
«Он брал нас кататься на лыжах, — рассказывает Питер. — Но сам катался в перчатках для мытья посуды, потому что не собирался платить 30 долларов за пару лыжных перчаток. Он ничего не боялся. Никогда не следовал за толпой».
Движимый этим нонконформистским духом, доктор Уоррен заперся в гараже, сдул пыль с радиодеталей 20-летней давности и сам собрал прототип. Только так он мог убедить критиков.
Так на свет появился первый «черный ящик».
Этого парня — на следующий же рейс!
В 1958 году, когда прибор Дэвида уже был доведен до ума, в лаборатории появился необычный посетитель из Англии. Его привел доктор Кумз.
«Дэвид! — сказал он. — Покажи ему, чем ты занят«.
Уоррен объяснил: его прототип записывал на стальную проволоку последние четыре часа разговоров пилотов и показаний приборов и автоматически стирал предыдущие записи, чтобы его можно было использовать многократно.
Последовала пауза. Затем посетитель сказал: «Говорю тебе, Кумз, старина, это чертовски хорошая идея. Посади этого парня не следующий же курьерский рейс, и мы покажем ее в Лондоне».
Курьерский рейс осуществлял транспортный самолет «Гастингс». Чтобы попасть на него, нужны были хорошие знакомства в нужных местах. Кто мог с легкостью дать место на борту незнакомому человеку?
Как оказалось, это был Роберт (впоследствии сэр Роберт) Хардингэм, секретарь Регистрационной комиссии воздушного транспорта и генерал-майор Королевских ВВС.
Это был герой войны и друг Кумза. И если он давал тебе место на борту, отказываться было нельзя, — вспоминал Дэвид.
Пару недель спустя Уоррен оказался на борту летящего в Англию транспорта. Его строго проинструктировали не раскрывать министерству обороны Австралии истинную цель поездки — «а то на нас будут косо смотреть».
Удивительным образом, над Средиземным морем у самолета отказал один из двигателей.
Уоррен вспоминал: «Я сказал «Ребята, похоже, один ишачок сдох — никто не хочет повернуть назад?» Но мы летели из Туниса, там и ночью было +45. Возвращаться в это пекло желающих не было».
Они решили продолжать полет.
Уоррен включил свой прибор на оставшееся время полета, думая, что, даже если погибнет на борту охромевшего транспорта, все равно сумеет доказать, что был прав.
К сожалению, мы не разбились, а вполне благополучно приземлились…
В Англии Уоррен представил «Блок памяти полета» Королевскому обществу воздухоплавания и некоторым производителям авиаприборов.
Британцам прибор понравился. Би-би-си посвятило ему несколько программ, а управление гражданской авиации Великобритании начало лоббировать установку приборов в кабины лайнеров в обязательном порядке. Компания «S Davall and Sons» обратилась к австралийской лаборатории за разрешением и начала производство.
Хотя за прибором и закрепилось название «черный ящик«, первые, да и все последующие, регистраторы окрашены в оранжевый цвет — чтобы их было легче найти среди обломков.
Питер Уоррен полагает, что название «черный ящик» впервые прозвучало в интервью, которое его отец дал Би-би-си в 1958 году.
«В самом конце разговора журналист произнес слова «черный ящик». Это общепринятое словосочетание в жаргоне инженеров, и оно прижилось».
В 1960 году Австралия стала первой страной, сделавшей обязательной установку регистраторов — после необъяснимой катастрофы в Квинсленде, унесшей жизни 29 человек. Сначала это решение вынес суд, и потребовалось еще три года, чтобы оно приобрело силу закона.
Сегодня «черные ящики» заключены в стальную оболочку, не боятся пожара, падения с огромной высоты и морской воды. Они установлены на каждом самолете, выполняющем коммерческие рейсы.
Сложно сказать, сколько людей обязаны своей жизнью данным о недостатках и недоработках, добытым из регистраторов разбившихся лайнеров, и последовавшим за ними нововведениям в области безопасности полетов.
Я счастливчик
Дэвид Уоррен работал в Лаборатории воздухоплавательных исследований до ухода на пенсию в 1983 году и стал ее ведущим ученым. Он скончался 19 июля 2010 года в возрасте 85 лет.
Более 50 лет его работы по созданию и внедрению «черных ящиков» оставались практически незамеченными. Но в 1999 году он был награжден медалью Австралийского энергетического института, а в 2002 году стал кавалером Ордена Австралии за заслуги перед гражданской авиацией.
На вопрос, почему признание заняло столько времени, его дочь Дженни отвечает: «Инерция. У него был пытливый ум, научная интуиция, он мог представить себе, как будут работать те или иные вещи. В 1958 году он говорил: «Мой прибор сделает это возможным».
В первоначальном неприятии прибора на родине Питер Уоррен винит колониальные настроения, царившие в 1950-х: «Тогда считалось, что ничего хорошего из этой страны прийти не может — все ценное изобретается в Великобритании, США или Германии».
Еще один фактор — это секретность, окружавшая работы Лаборатории воздухоплавательных исследований.
В 2008 году, еще при жизни Дэвида Уоррена, его именем был назван один из лайнеров Airbus A380 авиакомпании Qantas. Дженни говорит, что с тех самых пор всякий раз пытается взять билет именно на этот самолет.
Однако авторские права на «черный ящик» не принесли ему ни пенни.
Дэвида часто спрашивали, не чувствует ли он, что с ним поступили некрасиво. Питер говорит, что стандартным ответом отца было: «Да, правительству достались результаты моей работы. Но с другой стороны, они не выставили мне счет за сотни других идей, которые не сработали».
Дети Дэвида унаследовали его чувство юмора.
Дженни настояла, чтобы на гробе с телом отца красовалась надпись «Изобретатель авиарегистратора: не вскрывать».
Думают ли они об отце, когда приходится лететь самолетом?
Дженни отвечает просто: «Да, каждый раз».
Материал BBC Фото WARREN FAMILY COLLECTION / DEFENCE SCIENCE AND TECHNOLOGY, AUSTRALIA / GETTYIMAGES / REUTERS
